Ели спросите, откуда я его знаю, не буду лукавить и скажу честно: я не знаю. Но знаю очень давно. Не такой уж большой был полвека назад наш Миасс. И он, и я росли в старом городе. Быть может, когда-то в детстве мы гоняли на великах по одним и тем же улицам, рыбачили с одного мостика на речке, ныряли с трехметровой вышки на водной станции МНЗ. Бегали в кино и там, в толпе, выискивали знакомых с мыслей втереться между кем-нибудь в очередь за билетами, а чуть повзрослев и пригласив девчонку на вечерний сеанс, терпеливо стояли у окошечка кассы.

   Ели и была разница в годах, то в сентябре всех нас собирала и объединяла под своим крылом школа № 1. На большой перемене как угорелые неслись мы по лестнице в школьный буфет за пирожками с картошкой. После уроков толкались у раздевалки. Мастерили всевозможные модели в кружках дома пионеров и станции юных техников, играли в футбол, гоняли шайбу на пруду. Мы называли друг друга не иначе как Вовка, Колька, Сережка, Светка... Быть может, вот эта «-ка» в имени не давала порой задирать нос, а уважение друзей достигалось результатами в спорте, умением мастерить или играть на гитаре, а иногда постоять за себя... и не только за себя. У нас было много общих знакомых. Перезнакомившись друг с другом, мы знали чуть ли не всех сверстников города, знали их друзей, сестер и братьев. Мы дружили, дрались и мирились, здоровались или проходили мимо. Мы дети старого города. Случись сегодня встретить земляка где-нибудь за тысячу верст от родного Миасса — быть разговору не на один час. Разница в годах придаст лишь неповторимую яркость воспоминаниям. А здесь, в городе, увидев с детства знакомое лицо, махнешь рукой:

   — Привет! Как живешь?

   — и слышишь в ответ:

   — Нормально! Извини, опаздываю.

   Всь разговор при встрече — пара дежурных фраз. Ежедневная суета, и нет времени поговорить про жизнь. Про прожитую жизнь. Из тех с детства знакомых Вовок, Сережек и Танек осталось в городе не так уж много. За полвека судьба раскидала нас по всей стране. И лишь немногие, повидав мир, вернулись обратно, в Миасс. Почему? Здесь у каждого свой аргумент. Подчас это просто генетическая память, переходящая в потребность жить там, где жили деды и прадеды. Но чаще — обдуманный и взвешенный выбор: нет лучше города, где родился, вырос, стал человеком.

   Н так давно Славку Шемякина, миаскита (так я называю людей, не изменивших своему городу и много сделавших для него), ой, простите, Вячеслава Леонидовича сослуживцы-медики, спортсмены, друзья и знакомые поздравляли с юбилейной датой. 40 лет работает он главным врачом Миасского врачебно-физкультурного диспансера. Пресса не обошла вниманием это событие в его жизни. Была сказана масса поздравлений и теплых слов в его адрес. Однако многое осталось за кадром. А ведь 40 лет на одной должности — это целая жизнь. Но сегодня не будем делать акцент на его профессиональных достижениях. О том, какой он руководитель, говорено уже не раз. Речь пойдет о другом.

   Нчну с разговора, что случился больше десятка лет назад. В тот день Вячеслав Леонидович, увидав в моих руках фотоаппарат (я снимал какие-то соревнования), по-мальчишески вдруг:

   — Витька, сфотографируй нас с мамой.

   Рзве можно было отказать в такой просьбе. Покрутив головой и разглядывая рядом с ним женщин, я не нашел ту, что по возрасту могла быть его матерью. Уже под вечер мы поехали в старый город к маме Вячеслава. За 20 минут дороги я узнал, что в семье он второй по старшинству. Что служил он в тех же войсках, в пограничных. Что с детства был любознательным и смышленым. Школьником загорелся техническим творчеством и смастерил действующую модель железной дороги, участвовал с ней в городской выставке. Находил время заниматься легкой атлетикой и лыжами, пел в хоре мальчиков, освоил аккордеон и до сих пор с удовольствием на нем играет. А еще ходил в драмкружок, страстно любил лес и даже мечтал о профессии лесовода. Когда встречаешься с таким человеком, невольно задумываешься, откуда в нем столько всего и сразу.

   Узик притормозил где-то в середине улицы Ленина, у приземистого, очень старого, но ухоженного домика на четыре окна.

   — Вот в этой половине жила вся наша семья. Папка говорил, что дом в свое время был угловой, крайний в улице, во дворе был деревянный пол, лежали толстые листвяные доски. Дальше за домом шумел лес, а там, за поляной, — Белые казармы. Дому полтора века, это уж точно. Его поставил прадед. Это наше родовое гнездо. В нем жил дед, родился отец. В нем появились на свет я и шесть моих братьев и сестер.

   Н успели выйти из машины, а пожилая женщина, уже открыв калитку, зовет в избу. Узнав, что сын привез фотографа, замахала руками:

   — Ну что ты, Слава... Зачем это... Вот еще выдумал. Хоть бы предупредили меня. — Но зная характер сына, поправила седые волосы под платком. — Я сейчас, только в зеркало глянусь.

   Дя фотокарточки мать и сын встали рядом на фоне дома. Приветливое лицо пожилой женщины светилось добросердечием. И мне показалось, что удивительно мягкий нрав, способность искренне сопереживать, помогать людям передались Вячеславу от мамы.

   Ве это вспомнилось, когда я обнаружил негативы того снимка. Родилась задумка рассказать о старгородцах Миасса. позвонил недавнему юбиляру Вячеславу Шемякину и напомнил о той фотографии.

   — Заходи, заходи. Время, безусловно, найду. Ведь столько было интересного в жизни! А снимок твой мне очень дорог: мы маму похоронили. Она прожила 86 лет. Отец умер раньше ее.

   Вфиздиспансере уже с порога отметил, что все здесь, как в прежние времена, чисто, уютно, ухожено. Удивило, что даже в кабинете главврача без изменений и нет никакой современной оргтехники.

   — Вячеслав, начну сразу с главного вопроса. Почему ты не уехал жить и работать в какой-нибудь большой город, в Москву, например, или в Питер, а выбрал Миасс?

   — Тут, наверное, сыграло то, что впервые от дома далеко и надолго я оказался сразу после школы. Я попал служить на Камчатку. Море, вулканы, корабли, самолеты — это такая красота. Как инструктор политотдела по комсомолу я поездил по всем заставам округа. Это и остров Медного, и остров Беринга, и бухта Провидения, был на Сахалине.

   — Так что ж не остался на военной службе? Дальний восток... В то время многие мечтали обосноваться там.

   — Нас было три друга. Сегодня эти люди уже на пенсии, один генерал, другой полковник. Нас посылали в Москву на краткосрочные курсы при высшем военном пограничном училище, где обучались с дальнейшей перспективой несения службы на Камчатке. Но я не рвался, не было у меня цели сделать военную карьеру. Три года отслужил день в день — и домой.

   — В прошлый раз ты говорил, что мечтал учиться в Ленинграде и хотел поступить в лесотехническую академию. А закончил...

   — Вот тут опять я выбрал Урал и поступил в Челябинский медицинский. Поближе к дому. Конкурс был в тот год очень даже приличный. В институте кроме общественной меня заинтересовала научная работа на кафедре здравоохранения и социальной медицины. В то время еще плохо представляли, как опасны для здоровья выбросы вредных веществ ЧМК, ЧМЗ. На цифрах я доказал, что рядом с этими предприятиями людям жить нельзя. Не считаю это своей заслугой, но из тех районов жителей переселили. Приоритет в вопросе, полагаю, остался за мной.

   — Ученый, значит, из тебя так и не вышел.

   — Нет. В научной среде столкнулся с завистью, корыстолюбием, жесткой позицией людей. Я человек иного склада.

   — Насколько я понимаю, в этом есть заслуга твоих родителей.

   — И в основном отца. Отец не был на фронте. Он был у истоков создания автозавода и получил бронь. Отец закончил кунгурский техникум, был очень образованным, но трудился рабочим. К любому, даже самому простому делу он подходил творчески, в любых ситуациях умел найти верное решение. На заводе его очень ценили и уважали. Это был удивительный человек.

   Унас была большая библиотека. Папка знал наизусть немало стихотворений, зачитывался Жюлем Верном, любил петь и поощрял наше желание играть на музыкальных инструментах. Хотя детство наше было достаточно напряженное. Семья была большая, мы много работали. Мы держали коров, овечек, поросят, кур. Сено заготавливали в Ардашовом логу. На покос ездили на велосипедах. Я хорошо помню этого Ардашова. Мужик был очень интересный. Старатель. У него огромная была семья. Его в 36-м году раскулачили. Я помню, у него были такие крупные руки, изработанные. Сидели мы как-то на лавочке, он отцу говорил: «Леонидушка, вот хорошо, что ты не занялся этим золотом». Я застал, когда у Шадринского моста мыли золото. Мы бегали там, ловили пескарей на банки. Сидим с пацанами ждем улов и смотрим, как старатели достают ковшами со дна песок и тут же его моют. Как-то этот Ардашов показывал нам золото. Достал из кармана замусоленную кожаную коробочку, раскрыл, а там золотинки, какие-то серо-зеленые, невзрачные на вид. Совсем непохожие на то золото, что в музее лежит.

   — А твои предки, Вячеслав, коренные миасцы. Кто они были, чем занимались?

   Подолжение в следующем номере «Родников».