Царские дни... Ныне они проходят с 12 по 19 июля. 2008 год отмечен 90-летием трагического события российской истории. В разгар лета по всем храмам в память последнего русского царя Николая Второго, его семьи и всех с ними убиенных творится соборная молитва. А в Екатеринбург к храму на Крови, что вознесся на месте Ипатьевского дома, со всей России-матушки и из-за границы, Сербии, Польши, Иерусалима, — паломники. Их легко узнать: простая одежда, рюкзачки за спинами, мягкая обувь и на лицах трепетный отсвет великой важности этих дней.

   Гда три назад собрались и мы в паломническую поездку, в покаянный крестный ход. Наш автобус тогда припоздал. Небо над Екатеринбургом озарено было уже рассветом, мерк свет фонарей. На площади перед величественным зданием храма, напоминающего сияющий кристалл, приглушенный шум огромной массы людей. Здесь всего несколько минут назад звучали молитвы. Кое-где в руках еще мерцали огоньки свечей, светильничков.

   Зговорил мерными ударами колокол. Распахнулись двери храма. По широкой лестнице вниз поплыли кресты, иконы, хоругви... Блеск фотовспышек. Донеслось пение священников и монахов. Впереди Владыка Викентий Екатеринбургский. Красное и черное одеяние, быстрый шаг, разлетающиеся ризы, будто крылья, широкие рукава. И, набирая шаг, пошел-полетел в монастырь на Ганину Яму покаянный крестный ход.

   Гворят, в этом мире ничто не бывает случайным. Возвращаясь с паломничества в родной город, немного придя в себя и удивляясь, что смогли на одном дыхании пройти те 22 километра, обратили внимание на большую фотографию в руках рядом сидевшей женщины. Бравые военные в темной форме. В центре у солдата на коленях в белом костюмчике, словно ангел, мальчик лет трех.

   Древолюционная еще фотография, но на удивление прекрасно сохранилась. Ни царапин, ни помятых краев! Видно, ценили и берегли ее. Зачем же сюда, в дорогу, в суету и сумятицу пути? А тут еще и слова женщины, долетевшие сквозь гул мотора: «Это Алешенька Романов», и указывает на мальчишечку.

   — Алешенька Романов? Неужели цесаревич Алексей?

   — Да, вот взгляните. Эта фотография осталась от прадеда мужа. Все хотела ее пронести в покаянном крестном ходе. В этот раз, слава Богу, удалось.

   Кестный ход... Почти у каждого на груди иконки Царской семьи. Кто-то идет со старинными — большими, писанными еще на дереве иконами Божией Матери и Спасителя в руках. Теми, что передаются из рода в род. Кто-то несет иконки святых земли Русской. Многотысячный поток людской как Собор, как Церковь!

   П улицам и проспектам яркого, наводящего современный лоск Екатеринбурга он растянулся почти на километр. С моста через Исеть оглянулась и ахнула... вся широкая мостовая и тротуары по обе стороны — людская река, живой поток, и не видно ему конца! И впереди еще, там, у поворота, в лучах восходящего солнца неземным блеском сверкают хоругви, кресты...

   Зесь Иисусова молитва от края и до края. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» — будто волной плеснулись те слова с женских уст и тут же, подхвачены, зазвучали басом и тенором. Так и перетекали они из уст в уста, звуча то небесами, то землею. И вдруг среди спящего, только кое-где просыпающегося города во всю ширь улиц возглас: «Христос Воскресе!» И грянуло в ответ: «Воистину Воскресе!» Заблестели на глазах слезинки, нет, не от умиления, от оттаявшей вдруг души.

   Вт и пятнадцать километров пройдено. Ноги отяжелели, будто свинцом налиты. Тело сковано. От асфальтового покрытия — болезненные натоптыши. Но надо идти! Впереди женщина... в одних белых носочках. Сбоку широко шагает мужчина, на руках его спящий ребенок. Откуда силы, Господи?! Так и шел он этот путь вместе с сыном, впечатывая каждый шаг в твердь земную. А губы уже почти что шепотом раз за разом: помилуй нас! И подхватываешь не только с женскими голосами, не пропускаешь и мужского распева. Душа молит: помилуй нас! На подходе к Ганиной Яме вконец уставшие ноги вдруг понесли быстрее. Теперь на обочину: там меньше людей, и обгоняешь, обгоняешь впереди идущих.

   Н вот людской поток вливается под арку церкви Иверской иконы Божией Матери. Колокольным звоном встречает монастырь... Все мы пришли с Твоей помощью, Господи. Взывая и молясь Тебе, прошли, нет, пролетели те трудные километры за три с половиной часа. Не ради рекордов мы торопились.

   Древянный покаянный крест на высоком постаменте... Небывалой красоты лилии, аромат цветов и тишина. Основная масса паломников на площади у храма Державной иконы Божией Матери. Там молебен. Здесь же поклоны — земные и коленопреклоненные. И вдруг решительные, стойкие в своем помысле женщины запричитали, да в голос: «Николай, Александра, Алексей, Мария, Ольга, Татьяна, Анастасия...»

   Уикальная фотография с цесаревичем Алексеем, как она могла попасть в Миасс? Женщина задумалась: «Так прадед мужа, Павел Николаевич Тарелкин, призван в царскую армию был из поселка Тургояк. Их крестьянский род жил там с давних пор. Туда и вернулся он после 12 лет службы. И очень дорожил старыми фотографиями. Они висели в доме в больших красивых рамах под стеклом. Дверь в эту комнату нечасто открывали.

   Унала я об этой семейной истории от его сына, деда моего мужа. Как-то в хорошем настроении дед повел нас в комнату. Большая фотография точно магнитом притянула мой взгляд, не столь важны стали другие семейные реликвии. Этот мальчик, кто он? И настолько велико было мое удивление, что строгий дед отмяк сердцем, долго рассказывал об отце. На фотографии Павел Николаевич, скорее всего, в начале или середине службы. Год примерно 1907».

   — А как Павел из такой глуши, из дали уральской, попал в Питер?

   — Вы знаете, в царские войска отбирали только крепких высоких парней. Рост же у прадеда был под два метра, да и сам он слыл красивым. У них род такой ладный, все шесть его братьев и сестра. И что удивительно, его правнук тоже служил не где-нибудь, а в Кремлевском полку.

   Млодые лица из далекого прошлого смотрят сквозь фотоглянец... кто-то безус, а кто с шикарными усами. Знаки отличия на груди, часы как шик поверх парадного мундира на блестящих цепочках. В глазах удивление, восторг. Снимают... А вот этот крайний справа, точно рисуется — подбоченился, смотрит орлом. Будто современные наши ребята, словно и не было меж ними века! В руке у каждого зеленеющая веточка...

   — Троица?

   — Да, скорее всего. У солдата с цесаревичем Алешенькой даже букетик.

   — Не боялся прадед держать на виду эту реликвию царского времени? Ведь и за случайно оброненное слово угодить в тюрьму можно было, здесь же вот она, царская охрана!

   — Насколько знаю, в этой семье ни фотографии, ни иконы не прятали. Мало того, и детей, внуков постоянно заставляли молиться. Что перед едой, что на сон грядущий. А ведь это 30-40-е безбожные годы! Соседи некоторые злились, завидовали справной, ладно живущей семье. Кулаками называли. Они же трудилась от зари до зари. Но, слава Богу, обошлось. Может, под Покровом Божией Матери были, а может, под чьим-то благословением прожили с чистой душой труднейшее время. Свекровь рассказывала, в войну у них в одночасье обновилась старинная икона. Мать сразу поняла, всплакнула: вернется сын, пусть раненый, пусть инвалид, но вернется. Так и вышло.

   Држу в руке старую семейную реликвию. Вроде бы все уже рассмотрела, надо возвратить, а что-то удерживает. Начало века... того, 20-го. Кто из них, этих молодых людей, пройдет по жизни с верностью клятве царю? Кто из них сложит головы за призрачное братство? Кто свергнет не только статуи царей, но и образ Божий в своей душе? Наверное, те судьбы можно предугадать, они отражены в лицах. Прозреть их будущее — наше прошлое...

   Автобус притормозил. Впереди что-то рассказывали. За беседой мы и не заметили, как доехали до Карабаша. Начались кварталы одноэтажных домов. Слева предвестником жуткого апокалипсического пейзажа — лысая гора. А на ней... то ли стоит, то ли летит, постоянно меняя свое положение от движения автобуса, а может, парит над землей большой поклонный крест. Его длинная горизонтальная перекладина, казалось, обнять хотела весь мир, всю нашу землю. Будто крыльями прикрыть ее от бед и зол. Под те крылы и нам с тобою встать бы! Русь Святая, та, что на небесах у престола Истины, моли Бога о нас!

   «Я питаю твердую, абсолютную уверенность, что судьба России, моя собственная судьба и судьба моей семьи находится в руках Бога. Чтобы ни случилось, я склоняюсь перед Его волей с сознанием того, что у меня никогда не было иной мысли, чем служить стране, которую Он мне вверил».

    Николай II.

   Рссия в зените своего расцвета радикально отходит от Святой Руси, но как раз в это время в образе русского Царя последняя получила необыкновенно сильное, яркое, прямо-таки светоносное выражение.

    Архимандрит

   Кнстантин (Зайцев).

   Вликий духовный подъем и великая творческая мысль, особенно мысль религиозная, всегда выковываются страданиями народов и великими испытаниями. Быть может, и наши страдания — предвестники чего-то неизреченно великого, что должно родиться в мир.

    князь Б. Н. Трубецкой.