Эх, да как же так получилось, что ты этой сказки еще не слышал? Она уже весь добрый мир облетела: сказке крылья не нужны! Ну что ж, посиди-послушай, вот как она начинается.

   Жли-были в лесу муравьи. Никому не мешали, работали от души. То строили большущий дом на всю свою большущую семью, то наводили в нем порядок. То на полянке вокруг дома прибирали — готовились к большому празднику, когда их дети первый раз из муравейника выходят, чтоб осмотреться, познакомиться с лесом. Да, много дел хороших у этих маленьких жителей нашей земли, возьмешься их дела перечислять — и дня не хватит.

   А вечерами вся семья их собиралась вместе — потолковать о том, о сем, подумать, посоветоваться. И слушали они того, кто старше и мудрей. Как у людей хороших.

   Н времечко летит, и все меняется на свете. Бывает, что не к лучшему.

   Двно уж муравьи заметили, что не только им в родном лесу жить неуютно стало — и пташке плохо, и зверушке, и всякой травинке, всякой ягодке. Запомнили они слово, от которого все их беды пошли, и не хотят его слышать. Те, кого этим словом называют, на самой красивой полянке в лесу остановятся, вобьют в землю колышки, палатку поставят, костер разведут и всю ночь барабанной музыкой лесу спать не дают. А когда съедут — не узнаешь полянки прежней: затоптана, засорена и выжжена костром.

   Преживают муравьи, а выхода найти не могут. Болеет, умирает все живое в их родном лесу. Ни птичек не слыхать, ни заек не видать, ни ежиков не встретишь. Они привыкли к тишине, а лес все лето ходуном ходит, от гари задыхается, от музыки подпрыгивает.

   Ивот однажды… Самый маленький мурашка, его Ивашкой звали, проснулся ночью от того, что услыхал чей-то голос:

   — Вставай, Ивашка, свое счастье проспишь!

   А голос добрый, ласковый.

   — Иди за мной. Не бойся, пусть все спят… Пока не выпала роса… Иди, иди…

   О выбрался из дома, дверь прикрыл и пошел на голос.

   Ивскоре на полянке увидал цветок, которого он никогда не видел раньше. Он был таким же крохотным, как сам Ивашка.

   — Дождись, когда росинка упадет на чашечку цветка, и выпей ее. Ты станешь сильным, станешь мудрым. И сможешь сделать то, чего другие сделать не могут. Я верю в тебя, прощай!

   Ипоказалось муравью, что он один во всем лесу. И страшно ему стало. И холодно. Но повернуть назад не мог, не мог уже Ивашка.

   Дждался он, когда росинка на цветок упала … И столько радости вошло в него с росинкой этой, столько силы! А главное, он понял, сразу понял, что нужно сделать…

   Пшел Ивашка по протоптанной тропинке к тем, кто ночи будоражил диким шумом, уверенно пошел и смело. Палатка, где они угомонились на рассвете, пропахла табаком и гарью. Ивашка разглядел того, кто был моложе всех, и прошел у него под рубахой по сонному телу. Вынырнул у головы, шепнул на ухо волшебное что-то и выбрался из палатки.

   Ве родичи его в муравейнике уже на ногах были, работали, когда он вернулся. И он в работу включился, да с богатырскою силою. И то, на что день уходил у него прежде, теперь за минуту-другую делал.

    Палатка спала до обеда. В обед кто-то вышел… Смотрит Ивашка: не тот ли, которому он шептал на ушко? Ну, конечно же, тот… И не тот! Батюшки, он ли? Глянул вокруг и нахмурился, видно, другими глазами на все поглядел… И увидел сосну, на которой остались отметины-шрамы глубокие, — сам в нее нож-то вонзал вчера с лету, а душа ее плакала… Увидел березку с прибитой гвоздями дощечкой… Увидел кусты, превращенные в свалку…

   Ивдруг показалось Ивашке, что просит прощения этот мальчишка у леса… Вот он к сосне подошел и погладил ее… Вот с осторожностью вынул дурацкие гвозди из тела березы… Мусор собрал и упрятал в багажник машины… Вынул краюху душистого хлеба и раскрошил на пеньке, видно, о птицах подумал…

   Сали травинки примятые вдруг разгибаться. Птицы на чудо взглянуть захотели, слетелись, как прежде бывало… Лес оживал…

   Иглаза у мальчишки сияли. Радостью, счастьем сияли.

   А что говорить про Ивашку? И говорить нечего…