М можем видеть человека годами, эпизодически встречаться с ним и думать, что хорошо его знаем. Но случается, иногда он открывается с совершенно новой, неожиданной стороны. Так произошло с руководителем корпункта газеты «Челябинский рабочий», что действует в Миассе, Новитой Закатовой. За четырнадцать лет ее жизни в нашем городе знали о ней вроде бы немало. Приезжая, много лет в журналистике, неплохой корреспондент....

   Н вот она достала карандаш, ватман и появился цикл графических портретов. А следом опубликовала свои стихи и появился сборник «Обратная сторона Луны». Потом – книга об отце «Александр Хорват». Может, в желании выразиться, высказаться таким вот образом, сыграли свою роль выпавшие на ее долю испытания: потеря родины после развала СССР, неожиданная роль беженки и все связанные с этим сложности выживания?

   Хтя рисованием и поэзией Новита занимается с двенадцати лет. Трудовую деятельность начала с должности пионерской вожатой, стажировалась в знаменитом Артеке и до сих пор считает себя по духу пионеркой. Когда встал выбор между музыкой (по первому образованию Н. Закатова – пианистка) и тягой к «сочинительству», выбрала журналистику. Во всех ее увлечениях и выборе профессии сказалось влияние отца – профессионального пианиста и публициста. Дорогому для себя человеку Новита посвятила книгу.

   Чо касается поэтического творчества, то автор называет свои стихи «дневником эмоций». Ее поэтический сборник проиллюстрирован рисунками – сына Владимира и своими. Сейчас десять стихов готовятся к изданию во Всероссийском альманахе «Русские поэты». Автор готовит материалы и для второго поэтического сборника и второй книги – про четырнадцать лет жизни на Урале.

   Чо есть любовь

   Чо есть любовь – не каждый знает,

   Врыв чувств, иль их conglomeratus.

   Н философию рождает,

   Соль непростой triumviratus:

   Дши, сердец и тел влеченье.

   Дм голову на отсеченье –

   Тков живой конгломерат.

   Н, а кто спорит – мол, негоже,

   Блаженство духа с плотью путать,

   Истрасть, и жженье осудив,

   (Мешают, черт бы их побрал!)

   Сбя же сам и обокрал.

   Сбя же сам и оболгал.

   Сбя же сам и наказал.

   Ве потому, что приказал

   Млчать тому, что «черт побрал».

   Лбовь без «черта» – не любовь,

   Оно другому не мешает,

   Без тромбоцитов – уж не кровь,

   Без лейкоцитов – погибает.

   Хть капля «химии» нужна,

   Чобы кружилась голова,

   Упритяженья душ от счастья.

   Дугое дело, что важней...

   Д, вздоха страстного блаженней,

   Слиженье душ, талант любить.

   Н «Черт побрал бы!»... не убить.

   Пгружаемся в пустоту

   Нс время погружает в пустоту,

   как в ледники, под покрывалом ночи.

   З то ль мы принимали простоту,

   шагая тропкой той, что покороче?

   Ипочему любили мы не тех,

   Иотчего не к своему стремились?

   Кпались в омуте мирских утех,

   Идаже не своим богам молились?

   Н к тем мы шли вопросы задавать,

   Рзворошив вчерашнюю усталость.

   А, может, хватит? Надо бы понять –

   до «покрывала» малость уж осталась.

   Ее взметнет сегодня ветер лист.

   Ее у завтра – дважды по двенадцать.

   А после послезавтра – птичий свист.

   Н, а потом – холодное тринадцать.

   Взможно, будет пятница тогда,

   нам не узнать. Лишь только покрывало

   скользнет на наши талые года,

   шепнем: «Жить хорошо, но мало».

   * * *

   Пшут стихи,

   когда чего-то не хватает:

   тогда, бумагу с перышком хватая,

   мы только им чего-то доверяем,

   поэтикой стук сердца проверяя.

   Тм, на бумаге,

   четче видны мысли,

   те самые, тайком что нас изгрызли:

   из-под пера выводятся не строчки, –

   души желанья – запятые-точки.

   Пшут стихи

   в нехватке смысла в жизни,

   иль жизни в ней самой, хоть посиней;

   когда своею жизнью обрамляя,

   мир сделать хочется добрей и красивей.

   Пшут стихи,

   когда сказать есть что,

   про то, что есть, что было и прошло,

   про то, что будет, и чему не сбыться,

   в порыве воспарить иль застрелиться.

   Пшут стихи,

   когда нельзя молчать,

   не переделать, снова не начать.

   Ее тогда, когда нельзя сказать,

   всю правду, чтобы ближних не предать.

   Иь от избытка. Иль – от пустоты,

   от невозможности неимоверной

   душе мятежной вектор указать,

   иным путем чего-то доказать,

   себя, неверного, словами наказать.

   Иь от природной сущей простоты,

   иль от внедрившейся с рожденья маяты.

   Пичин писания стихов не сосчитать,

   их можно только лишь писать, писать, писать:

   Хчу сказать, хочу сказать, хочу сказать...

   Рбота

   Н отодрать, не отодвинуть –

   моя беда, моя забота...

   Н разбомбить, не опрокинуть –

   моя соперница вконец,

   в какой бы не шагал конец...

   Ине убить ведь, не отринуть,

   уставший, но живой гонец,

   моя беда, моя забота,

   захватчица чужих сердец,

   энергии твоей венец,

   (закончится – всему конец) –

   твоя проклятая работа...

   * * *

   Кгда-то бежал быстро,

   спешил всему навстречу,

   и в сердце билась искра,

   высекая пламень речи.

   Ибыстро рождались идеи,

   бойцовское было начало,

   о дух разбивались метели,

   когда все сначала, сначала.

   Ищи-то казались гуще,

   и бусины-жемчуг – крупнее,

   и люди вокруг – лучше,

    над головою – синее.

   Птом погрузился в сон я,

   чем-то на смерть похожий,

   всмотрелся в себя спросонья,

   увидел только прохожих.

   Нбо выцвело словно,

   прошло все прямой наводкой,

   дыхание, ох, неровно,

   и я робинзоном в лодке.

   Мре меня качает,

   выплюнуть не боится,

   на берегу не встречает

   чему уж не повториться.

   * * *

   Ннче модно подражать Бродскому.

   Длать грустным бубенцовый раешник...

   Оношение ко всем в мире людям скотское.

   Рвнодушие и каждый рвется в свой «скворешник».

   Ве несправедливо и другого не стоит ждать

   О гениев и сволочей, что в кругу и извне

   Тлько сам себе можешь что-то дать,

   Ели «жариться» стойко в своем огне.

   Вт поэтому друг мой в дали далекой

   Бубенцам очень грустную песню поет.

   Бродский умер в эмиграции одинокий

   Н, а друг мой один в ней живет.

   Ислагая стихи на досуге щемящие,

   Шет совсем на другой Земли край.

   Птому что кажется – что-то обрящем,

   Пежде чем доканает нас жизненный рай.

   Птому что кажется Синею птицей

   Пилетит к нам розовый опавший цвет.

   Птому что кажется – все возвратится,

   Ели имя сменить, и от Бога – ответ.

   Тлько он не спешит. Улыбнется, послушав

   Иназад по замерзшей в лед реке.

   О в сиянье уйдет, ему все же проще

   Н, а нам здесь дышать, и ходить по воде.

   Иучаем друг друга

   Т меня изучаешь. Знаю.

   Итерес излучая. И прочее.

   Ве во мне примечая, зная,

   становлюсь как судьбой-прочерком.

   Кк смотрю на небо, рассветы.

   Кк дышу по утрам-закатам,

   восклицая прощанья-приветы,

   оставаясь при том за кадром.

   Иучаешь не как актрису –

   как любителя-исполнителя,

   как певец – припев-репризу,

   как твоей души потребителя.

   Кк капель весеннюю – тоже,

   и осеннюю лужу-стужу.

   Заю, так изучать сложно, –

   глубина не спешит наружу.

   Ятебя изучаю тоже,

   интерес излучая, и прочее.

   Прой целого часть дороже,

   важен даже пера росчерк.

   Иучаю не как актера:

   как любителя-повелителя,

   виртуозную руку тапера,

   соучастника и смотрителя.

   Вт дуэт... изучая, знаем,

   как любители – не блюстители:

   что по логике – ад за раем,

   но хотелось бы – в победители.

   Оманка

   Н миру конформизма улыбка,

   и процент от сотни едва ль –

   на порядочность. И все так зыбко,

   на земле – неземная печаль.

   Зесь система одна – мне бы было.

   Гльотины возводятся скрытно.

   Изалезть в что-то надо без мыла,

   чтобы выжить, дожить, и – сытно.

   Ив спектакле участье не гложет,

   все одно – политбал... маскарад...

   Н, скажу вам, никто и не сможет

   перестроить земной этот ад.

   Н миру – конформизма улыбка.

   Ина сотню – двести – печаль.

   Нпорядочность. И все так зыбко.

   Н изменится что-то едва ль.

   Ее где-то искрит сердце Данко...

   Уопистов хранит темнота...

   Фнтастическая обманка...

   Иубожества дум нагота...