«Включите в зале свет, – воскликнул зритель, – мне страшно одному». С такой старинной прибаутки начал свое общение Лев Новоженов с уральской журналистской братией, в числе которой оказались и мы

   А встретиться с известным «НТВэшником» и задать интересные вопросы позволил прошедший недавно областной фестиваль СМИ в Кыштыме, куда и был приглашен московский телеведущий. Надо сказать, разговор получился душевным и не без доли юмора...

   Заменитыми стали через три месяца

   – Лев Юрьевич, как вы все-таки попали на телевидение? Ведь начинали свою журналистскую карьеру газетчиком, дослужились аж до заместителя главного редактора «Московского комсомольца»...

   – Да, действительно я работал в газете, получал неплохую зарплату... У меня был свой кабинет, который мне переделали из женского туалета... Серьезно. Так и было. Потому что помещений не хватало, а мне как заму главного полагалась отдельная площадь. Ну, а что делать?.. Убрали сантехнику, постелили паркет... По привычке туда женщины забегали, впрочем, это даже как-то украшало мою жизнь, работу. А потом протек туалет наверху из редакции «Московской правды» в мой кабинет. Весь паркет вздыбился, с потолка капало, у меня на столе стоял таз, рядом с которым я работал...

   Иак, мне было 46 лет... Мне позвонил Дмитрий Дибров, с которым были очень давно знакомы, и предложил сделать информационную программу на 4-м канале «Останкино». Вот мы совместными силами с редакцией «Московского комсомольца» попытались сделать программу и назвали ее «Времечко». Выходили в эфир неделю, это было что-то очень позорное, ужасное, кошмарное... Ну, во-первых, вся редакция хотела быть ведущими, все вусмерть переругались... Программа не стоила доброго слова, и в итоге с обоюдного согласия главных редакторов Малкина и Гусева ее закрыли.

   Ивот мы с Дибровым как-то сидим, а он и говорит: «Понимаешь, телевидение – это такая вещь, здесь нельзя сидеть на двух стульях. Нужно делать что-то одно: либо работать в газете, либо – на телевидении». Здесь он меня и спросил: если вдруг возникнет благоприятная ситуация, когда можно будет попытаться снова возобновить программу «Времечко», смогу ли я уйти из «Московского комсомольца»? Я легкомысленно ответил, мол, конечно, не вопрос...

   Походит три месяца. Звонит Дибров: «Ты помнишь, что пообещал уйти с работы? Сейчас можно вновь попытаться запустить программу». Ну, неловко же от своих слов отказываться, надо слово держать. Пришел я к своему редактору Павлу Гусеву (а разговоры об увольнении всегда вести неприятно, тем более, что коллектив у нас замечательный и деньги неплохие), вымолвил все эти слова, на что главный редактор сказал: «Я ж не лягу на пороге, чтоб тебя не пустить. Но имей ввиду – ты делаешь страшную ошибку! Посмотри на себя в зеркало – пожилой еврей в кадре. Ну кому ты интересен?..»

   Мня, конечно, это как-то задело, решил доказать, что смогу сделать что-то такое, что оправдает меня в глазах общественности.

   Пишел в Останкино... Я – газетный журналист. Но газета и телевидение – это совершенно разные вещи. Это как мушкетеры и гвардейцы кардинала, они недолюбливают друг друга. Газетчики считают, что телевизионщики не умеют писать, а телевизионщики считают, что газетчики не умеют говорить, не могут двух слов связать...

   Вобщем, пришел я в Останкино. В сравнении с нашей редакцией, это очень неуютное место. Вспоминаю годы работы в «Московском комсомольце» как Пушкин свой лицей. С работы уходить не хотелось... Девочки, мальчики, любовь, выпивка, друзья и вообще – дом родной. А здесь все куда-то бегут, никто ни с кем не разговаривает – странные люди, да и сама обстановка абсолютно депрессивная. Помню каждый день ездил на работу в Останкино как на казнь.

   Мжду тем, время выхода в эфир приближалось. Был 1993 год, конец мая. Малкин (возглавлявший тогда 4-й канал «Останкино») нас с Дибровым спрашивает, когда мы выйдем в эфир. На что Дима отвечает – 15 июня. Я про себя думаю: ну, раз Дима говорит, значит он отвечает за свои слова. Тут Малкин спрашивает: «А вы не обосретесь?», извините за выражение. А Дима так посмотрел и отвечает: «Нет, не обосремся». В итоге через две недели мы вышли. Это было просто ужасно, кошмарно. Не люблю вспоминать, да мне и нужды нет. Это был 4-й канал, его вообще никто не смотрел, поэтому можно было говорить все что угодно, ведь его не видно. Очень благоприятная ситуация для начала любого дела. Правда, были останкинские планерки, куда приглашали различных именитых критиков, где обсуждали программы 4-го канала, в том числе и «Времечко». Стоял страшный хохот, я сидел, наклонив от стыда голову. Вообще не хотел ходить на эти летучки.

   А потом наступил октябрь 1993 года, обстрел Белого дома, штурм Останкино... Нас вызвал Брагин, председатель Гостелерадио, и сказал, что мы завтра не выходим, обстановка неспокойная да и вообще пока не до нас. Мы вышли грустные, собрались с ребятами и решили это дело отметить. Страшно напились, и вдруг в пять утра звонит Малкин и говорит, что мы выходим в эфир. Я говорю: как же так, начальник сказал, что не выходим? А Малкин в ответ: «Да пошел он...»

   Вт такие времена были. Сейчас, конечно, в это трудно поверить. Малкин отрезал трубку прямого телефона с Брагиным ножницами и в конверте послал эту трубку председателю Гос-телерадио. Знаете, это было очень похоже на то, как индейцы посылают отрезанную голову враждебному племени. После этого мы стали выходить не просто в эфир, а в прямой эфир. И через три-четыре месяца стали знаменитыми. Я это понял после одного случая. Нам позвонил телезритель и сказал, что его жену закодировали от того, чтобы она не толстела. А она после этого поправилась на 15 килограммов. И этот телезритель в прямом эфире задает вопрос: «Скажите, кому мне за это отрезать яйца?» Я, конечно, осознавая ответственность, ответил, что не стоит этого делать, операция необратимая, пришить ничего обратно нельзя будет... На следующий день после этого случая поехал в автосервис. И когда вышел из машины, вижу, что все автослесари на меня смотрят и улыбаются. Один говорит: «Ну, что... Отрезали?..». Тут и понял, что вот так и приходит слава...

   Кгда есть пиво и телевизор…

   – Вас давненько не видно на центральных телеканалах. Почему? Чем сейчас занимаетесь?

   – Мне часто задают эти вопросы: где вы находитесь? Почему не видно? А когда у ведущего спрашивают «что это вас не видно?» – это самое обидное, что может быть. Ты превращаешься в призрак, тебя нет на свете... Но я продолжаю работать на НТВ. Есть такой канал «НТВ-Мир», там веду программу «Наши со Львом Новоженовым». Что это за канал? В общем, он вещает для наших соотечественников за рубежом. Программа выходит уже десять лет. Еще работаю на двух муниципальных московских каналах. Веду передачи «Утро» и «Доверие». Кроме того, преподаю в московском институте телевидения и радио, пишу колонки, вместе с Дибровым вел портал Top4top...

   – Скажите, что сегодня, на ваш взгляд, происходит с современным телевидением и в частности с НТВ? Сплошь и рядом кровь, убийства, скандалы, мыльные оперы и вообще передачи для быдла... Такое ощущение, что все телевидение становится маргинальным, абсолютно «безвкусным»...

   – К сожалению, очень часто приходится выслушивать такие упреки. И они абсолютно справедливые. Действительно этим болеет не только НТВ, а по большому счету все российские медиа. У этого явления, конечно, может быть много объяснений, но одно из них такое – чтобы управлять страной, нужно держать народ в состоянии глупости, некоторого идиотизма. Ведь когда люди начинают думать, они потом начинают действовать, а в результате их действий происходят всякого рода революции типа февральской, августовской... А когда есть пиво и когда есть телевизор, который рассказывает о младенцах с тремя головами, о крысах-мутантах в метро или как внучка зачала от своего дедушки, тогда народ занят, он все время пьет пиво, и, сидя у телевизора, постоянно вскрикивает: «Ах, не может этого быть!.. Невероятно!.. Неужели?». Это одно из объяснений, а их еще немало: борьба за рейтинг, борьба за рекламодателя...

   Ве это, конечно, очень печально. Что с этим делать – не знаю, так как не являюсь ни руководителем государства, ни руководителем канала. Живем мы по принципу: день прошел и ладно, особенно вперед не заглядывая. Мысли, конечно, в голове шевелятся, что все обойдется, авось пронесет, случится какое-нибудь чудо... Вообще, мы живем в волшебной стране, у нас все время происходят чудеса, и порой начинаешь верить, что будет еще одно чудо... И мы победим...

   – Тогда на кого же рассчитано современное телевидение?

   – Понимаете, все эти разговоры «18+», «целевая аудитория» – это просто болтовня, чтобы запудрить мозги. На самом деле сегодня телевидение рассчитано на аудиторию людей совершенно отодвинутых от жизни, не имеющих возможности в ней активно участвовать: для безработных, домохозяек... У меня такое ощущение, что телевидение рассчитано на людей, которые в принципе никому не нужны. И чтобы они как-то провели время, выходит ведущий и говорит «Здравствуйте», а человек ему и отвечает: «Здравствуй-здравствуй, хрен лобастый...», «Ну, чего вылупился?..». То есть понимаете, с телевизором можно поговорить, почувствовать себя умнее человека на экране. В общем-то, это помогает процессу социальной адаптации. Вот такие функции исполняет сегодня телевидение, как это не печально...

   Благодарен судьбе за команду

   – А что сами смотрите? И не стыдно за творчество коллег?

   – Сам я телевизор не смотрю. А что касается стыда, то у меня есть масса причин стыдиться за самого себя. А если еще и стыдиться за своих коллег, можно совсем свихнуться... Тогда уж нужно стыдиться и за всю страну, и за ее правительство, а там и за все человечество в целом, которое не лучшим образом себя проявляет. Конечно, очень важен контекст, в котором ты находишься. Часто тебя самого делает контекст. И я очень благодарен судьбе и тем лихим девяностым годам, что работал в настоящей команде. Это все очень подтягивало и хотелось быть не хуже. Хорошее было время, но с точки зрения журналиста. Конечно, девяностые годы одним принесли горе и печали, другие разбогатели... Все было очень неоднозначно.

   Мжет быть, это звучит эгоистично, нагло, цинично, но нам в то время было очень хорошо и в плане творчества, и в плане денег. Даже на встречах со зрителями, когда меня спрашивали, сколько я зарабатываю, язык не поворачивался сказать настоящую сумму, приходилось в уме в несколько раз ее снижать, чтобы меня прямо на месте не линчевали... Поэтому, безусловно, стыдно... Но могу оправдаться, сегодня я не выхожу в эфир федеральных каналов. У меня даже нет такой задачи, чтобы идти к руководству и просить какую-нибудь программочку, чтобы люди меня не забывали... Живу спокойно, занимаюсь программами. Как говорят в пресс-службе Юрия Лужкова, есть один принцип, который нужно соблюдать, он так и звучит: «Не срать в кепку!». Поэтому я чувствую себя нормально. Достаточно много прожил, и те годы, и эти – были хорошие...

   – Как вы сегодня видите развитие телевидения?

   – Безусловно, телевидение развивается в сторону интернета. Они скоро соединятся, я уже видел такие телевизоры, картинка потрясающего качества... И телевидение будет уже не из общего такого солдатского котла. Процесс идет к тому, что сколько будет людей на земле, столько будет и телевидения. Население земли 6 миллиардов, вот и будет 6 миллиардов телевидений и все люди будут телеведущими. Я в свое время написал книжку, что при коммунизме все будут телеведущими и героями Советского Союза. И сегодня вижу, что все к этому и идет.

   Пдготовил