Педставьте такую историю: прогуливаемся с вами по улицам города, и встречается нам людоед из какого-нибудь африканского племени Мумбо-Юмбо, знающий сотни две–три слов. Он нам непременно с искрой в глазах скажет: «Ого-го! Тольстий! Вкусьний!», еще пару слов произнесет, пока не проглотит последнюю слюнку.

   Тк вот, сможем ли мы, образованные люди, многие получившие высшее образование, рассказать ему о гуманности, о человеколюбии, наконец, о пользе вегетарианства? Хватит ли нашего словесного запаса, чтобы глаголом прожечь его тоже в общем-то человеческое сердце?

   Поблема русского языка: вымысел или угроза для нас, его носителей? Может ли язык упроститься до уровня языка людоедов? На каком языке мы говорим сегодня и на каком будем изъясняться завтра?

   Ппробуем понять это из беседы со знатоком русского языка, преподавателем английского Ольгой ДМИТРИЕВОЙ. Она переводчик, сотрудничает с издательствами «Книжный клуб 36,6», «Иностранная литература», «Радуга», «Центрполиграф» и с Фондом эффективной политики Глеба Павловского.

   Эолюция языка:

   «Всякий язык развивается в сторону упрощения, в сторону удобства»

   – Ольга, существует ли сегодня в обществе кризис русского языка?

   – Язык – это живой организм. Он развивается, меняется, адаптируется к новым реалиям каждый день. Кризиса в нем нет и быть не может, это не финансовое предприятие. Дело в другом. Всякий язык двигается в сторону упрощения, в сторону удобства. Это эволюция. Она не плоха и не хороша, она естественна.

   – Россия – страна, в которой традиции зародились тысячу лет назад. Почему мы, за плечами которых такие могучие корни, переживаем упрощение собственного языка?

   – Под упрощением я разумею, прежде всего, изменения грамматического строя языка. Одна из причин, по которой английский стал международным языком – относительная простота его грамматики. В нем нет склонений и спряжений. Он доступен для изучения на базовом уровне. Если говорить о лексике, то происходит не упрощение, а скорее замена. Отжившие понятия забываются. Кому сегодня нужны такие слова как «бонбоньерка» или «комсорг», например? Появляются также названия для новых объектов.

   – А тебя как специалиста в области слова не раздражает всеобъемлющая экспансия иностранных слов?

   – Я абсолютно уверена: никакого вреда русскому языку заимствования нанести не могут. Наш язык веками «одалживал» термины, понятия и названия. Это тоже развитие, обогащение, нормальный исторический процесс. Со временем ненужное отсеивается, нужное усваивается. Скажем, такие слова как «телега», «ботинок», «свекла» изначально не русские. Как и тысячи других! Однако сейчас мы их воспринимаем как родные. Так что повода для волнения нет.

   Итернет-общение:

   «…остальное забылось и было вытеснено новыми «преведами»

   – В Интернете язык упрощается более всего. При сегодняшней скорости поглощения информации человеку трудно, наверное, писать слово «здравствуй», проще заменить его словом «превед», к примеру. Дурачество это или опасность?

   – Как и в случае с заимствованиями, опасности тут нет. Если проанализировать жаргон прошлого, мы обнаружим, что лишь небольшая его часть осталась в языке. Остальное забылось и было вытеснено новыми «преведами». Людям все время хочется чего-то новенького, свежего. Они придумывают или переделывают старые слова.

   Ощество гурманов:

   «Мат – это нечто вроде специй»

   – Речь сегодняшнего человека в подавляющем большинстве нельзя представить без мата. Не думаешь ли ты, что брань негативно влияет, прежде всего, на молодежь?

   – Мат на Руси существует как минимум с двенадцатого века! Его обнаружили на берестяных грамотах в Новгороде. И никакой катастрофы в этом нет. Я считаю, что мат – это нечто вроде специй. И главное с ним – не переборщить. В определенных ситуациях и в умеренных дозах с его помощью можно достигнуть мощного эффекта. Я против ханжества. И переводя книги, я никогда не заменяю крепкое словцо на что-то вроде «о, боже мой». Это нечестно по отношению к автору и читателю. Но также я категорически против мата как основы речи, когда он пуст и употребляется как междометие по поводу и без повода. Тут остается полагаться на внутреннюю культуру каждого человека.

   Чо касается молодежи… Это большой отдельный вопрос. Молодой человек находится в таком возрасте, когда он уже не ребенок, но еще и не совсем взрослый. А хочется быть взрослым и самоутвердиться. Тогда он начинает копировать внешние элементы поведения окружающих его взрослых. Если они ругаются матом, он повторяет за ними.

   – Почему человек ругается матом, как думаешь?

   – Единой причины нет. Кто-то для пикантности, кто-то для привлечения внимания. Для иных это способ оскорбить. Кроме того, мат – это язык определенных групп общества.

   – У тебя как гражданина своей страны не возникает неприятного чувства, когда слышишь брань из уст мальчишек и девчонок, которые только-только начали изучать, скажем, Бианки или Маршака? Видишь ли ты определенную опасность для будущего каждого из этих детей?

   – Конечно, неприятно, когда рядом стоят подростки и ругаются как зеки со стажем. У кого-то это пройдет, у кого-то останется. Зависит от того, какие примеры ребенок будет наблюдать вокруг себя: дома, в школе, в общественном транспорте.

   Здачи государства:

   «Нужно пропагандировать грамотность»

   – Что государству нужно предпринимать? Возвращение цензуры на телевидении? Нормы в рекламном бизнесе? Решения об информационной политике?

   – К сожалению, всякая цензура чревата перегибами. Я думаю, пусть лучше ее не будет совсем, чем она «перекроет кислород» под видом борьбы за родной язык. Такой опыт у нас есть, к сожалению. Нормы нужны! Скажем, штрафовать каналы и издания, которые допускают ошибки в эфире и на своих страницах. Нужно пропагандировать грамотность. Чтобы стало стыдно говорить и писать на родном языке с ошибками.

   – Может ли получиться так, что упрощение языка сыграет злую шутку с его носителем – с народом, когда в запасе человека будет столько же слов, сколько было у известной Эллочки-людоедки Ильфа и Петрова, например?

   – У образованного интеллигентного человека запас слов есть и останется большим. А Эллочки существовали всегда, они непобедимы, но и не так вредны, как кажется.

   – В словарном запасе упомянутой героини «Двенадцати стульев» было немногим больше тридцати слов, которыми она успешно обходилась в рамках своего смысла жизни – разные наряды, «светская» жизнь. Проводя параллель с современным временем, можно ли говорить, что скудный по большому счету язык – это лакмусовая бумажка прожигания жизни?

   – Скудность словарного запаса можно считать показателем скудности общедуховного содержания жизни, думаю. Низкий уровень образования, полное отсутствие привычки к чтению и увлечение низкопробными телепрограммами – все это причины обеднения лексикона. Я убеждена, что все идет из семьи. Шестилетний сын моей приятельницы, к примеру, любит копировать людей. Свою маму он всегда изображает так: садится рядом с лампой, берет в руки книжку и вдумчиво читает. Полагаю, этот ребенок вырастет грамотным и культурным человеком.

   Чловек без интересов:

   «…тогда ему хватит и ста слов»

   – Хочу упомянуть еще два интересных факта: авторы «Двенадцати стульев» дали прозвище «людоедка» своей героине как сравнение с племенем Мумбо-Юмбо, лимитный запас которых «составляет 300 слов». Напротив, Александр Пушкин – «наше все» – пользовался двадцатью тысячами слов! На каком уровне мы находимся сегодня?

   – Не думаю, что нынешнее положение дел трагично. Пушкин – гений! Один на все времена! В среднем же у взрослого образованного человека активный словарный запас составляет семь–восемь тысяч слов. Это очень много. А у необразованного – от пятисот до тысячи. Так что Эллочка – это, конечно, художественное преувеличение. Но лишь до некоторой степени. Тут все зависит от интересов и занятий человека. Если вся его жизнь – выпить с друзьями и посмотреть тупой сериал, тогда ему хватит и ста слов.

   – Ольга, почему вдобавок к тем низкопробным телепередачам, о которых ты упомянула, мы слушаем часто ненормативную речь из уст публичных людей, то есть людей, как раз и призванных нести культуру в массы, показывать пример, если угодно?

   – Я не сомневаюсь, что жаргон в устах наших высоких политиков – не оговорки, а продуманные и просчитанные пиар-службой шаги. Такие слова создают у простого слушателя ощущение, что перед ним не небожитель, а «свой в доску мужик». Незамысловатая, но весьма действенная стратегия. Впрочем, в политике встречаются и откровенные хамы, к сожалению.

   – Хочется на мажорной ноте закончить беседу: Ольга, кофе черный – вкуснее, чем кофе черное? Или разницы нет?

   – Звучит, наверное, странно, но по нормам языка кофе – среднего рода. У него для этого есть все необходимые морфологические признаки: это заимствованное слово, неодушевленное, оканчивается на «е», слово несклоняемое. Путаница произошла из-за того, что в петровские времена в обиход оно вошло в форме «кофий» и «кофей» – эти слова, несомненно, мужского рода. Так что реформа просто восстановила справедливость и избавила нас от исключения из правил.

   А какой вкуснее? Я все-таки, наверное, старомодна и предпочту черный кофе. Прогресс и развитие, бесспорно, полезны, но традиции хорошего русского языка тоже кто-то должен хранить…

   А традиции хранить важно! Необходимо. Без них человек – не человек, семья – не семья, общество – не общество. Так – облако. Пыль. Сиюминутное явление. Без прошлого. Без будущего! И именно язык – мост, соединяющий человека с днем сегодняшним и днем завтрашним.

   Поисходит что-то трагичное сегодня с русским языком? Наверное, нет. Жив. Здоров. Живы стихи Пушкина. Кто понимает толк, скажет: и тютчевские страдания, печали, радости живы. Их никто не переписал на современный лад! И библиотеки живы!.. Печорин или Онегин, к примеру, не стали чуваками или своими парнишами, а Раскольников – так и остался студентом, убившим старуху-процентщицу, а не полукрутым юзерменом, расправившимся со старой чувихой!

   Дло-то не в языке – в культуре нашей общей, в духовном состоянии общества, в трезвости знаний. И если кто хочет услышать – в умении уважать деньги: мозг общественный болит, а отдается языку... Мы не понимаем, куда нам кидаться – то ли своим традициям отдаться целиком, то ли Западу продаться, то ли на Восток себя отдать... И опять на распутье стоим: направо пойдешь – лучшей жизни не найдешь, налево пойдешь – может, что-то и отыщешь, ну, а прямо пойдешь вольным человеком – только пенделя да тумаков хороших и разыщешь. Вот и живем-думаем. Куда идти? Как жить? Что говорить? Может, честным быть? А быть честным – это хорошо вообще? А может, своровать чего-нибудь? Может оторвать свой лакомый кусок?

   Всвободное поле пустили, словно табун на самопас, а как жить в этом поле – не рассказали. Что получилось? Кто сумел – ощутил почву под ногами – тот подальше от всего табуна разбежался. Кто второй десяток лет гадает как жить – выдумывает свой монастырский устав со своими личными нормами ответственности, собственными нормами того же русского языка… Что ж, «каждый выбирает для себя: женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку каждый выбирает для себя…».

   …А между тем, вон он, на книжных полках, наш родной язык, первоисточник для всех сфер жизни – для рекламы, для депутатов, для поп-певцов, для кухни и для официальных заявлений – кричит нам качественными книгами по-русски «Я не мертвый, я живой!», а значит и мы, если мы понимаем всю прелесть и красочность языка русского, живы.