Отсюда Новый год приходит в Миасс

   Ко же они, эти счастливчики?

    Накануне денек выдался отменным: воздух – как стеклышко, небо – надо бы голубее, да некуда. А назавтра, когда мы собрались в гости к инспектору государственной охраны заповедника Юрию Кущенко на Большое Миассово, ударил крепенький морозец, будто напугать нас хотел. Зря, между прочим, старался – не испугались, лишь оделись потеплее, в шубы да валенки.

   – Я на «Буране» поеду, а вы за мной, – проверив на кордоне наши пропуска, сказал худощавый мужчина с ярко – голубыми глазами (как оказалось, сам Юрий Кущенко) и, поднимая клубы снежной пыли, умчался вперед.

   З «Бураном», радостно лая, неслась собачонка. А в хвосте этой процессии оказался наш автомобиль. Несколько минут езды по заповедному лесу – и вот мы уже останавливаемся на берегу озера перед воротами с табличкой «Миассовское лесничество». Чуть дальше, на пригорке, деревянный дом лесника, над крыльцом реет российский флаг.

   – Давно мечтал о флаге, вот дочка и привезла в подарок, – заметив наши удивленные взгляды, поясняет подошедший хозяин и приглашает в дом.

   Псле уральского морозца, слегка начавшего пощипывать наши щеки и носы, заходим в жарко натопленную, просторную избу – и почти сразу попадаем за гостеприимный стол. За кружкой обжигающего крепко заваренного чая и беседа завязывается теплая и непринужденная.

   «Место здесь браконьерское...»

   – Первый раз здесь? – интересуется Юрий Степанович и поясняет, что здесь работал знаменитый Зубр (Тимофеев-Рессовский). – Если говорить высокими словами, тут когда-то находился передний край науки.

   – Сами-то давно здесь обосновались?

   – В этом доме недавно, с первого октября. А вообще в заповеднике – с 98-го года. Приехали весной, 22 мая – деревья в цвету: черемуха, яблони, сирень... Ветерок дунет – как снегом все устлано лепестками. Благодать! Когда в Германии служил, все думал – выйду на пенсию, поселюсь в домике на горке и чтобы в ста метрах – вода. Сбылось ведь!

   – Так сюда прямо из Германии попали?

   – Нет, работал на Аргазях: егерем, старшим егерем, начальником Сунукульского охотхозяйства... А вообще – профессиональный военный, 25 лет отслужил.

   – А как же это так получилось – военный и вдруг в лес?

   – Родом я с Западной Сибири. В восемь лет отец дал мне в руки ружье, потому что уверен был, что я умею обращаться с оружием, знаю повадки зверей, сроки охоты... ну и все такое. Лес люблю с детства, знаю, как свои пять пальцев.

   – Участок-то большой у вас?

   – 1463 гектара, 12 кварталов. Это не так уж много – когда егерем служил, так у меня было 33 тысячи га с копейками. Больше, чем весь заповедник.

   – Обход каждый день делаете?

   – Да нет, график работы у меня скользящий. Почему так, сейчас поясню. Место здесь самое браконьерское – кордон-то для борьбы с браконьерами и организовывали. Так вот, браконьеры привыкают к системе: зная, что обход, скажем, с двух до трех, можно спрятаться на это время, пересидеть и снова выйти. То есть я могу появиться и ночью, и утром, и на рассвете, и в полдень. Могу с одной стороны, могу – с другой...

   – Как вы работаете с браконьерами? Страшно, небось..

   – Подхожу: «Здрасьте, лесная охрана!»

   – А они? Что дальше?

   – Дальше – в зависимости от реакции. Мне разрешено применять спецсредства: дубинку, электрошок и все прочее. И служебное оружие есть. Все дозволено законом. Но это ж человек. Начинаешь говорить с ними. Как правило, они знают, да не знают, что рыбачить здесь нельзя. Помню, первый раз я приехал утречком. Смотрю: человек восемь спят, озеро сетями перегорожено. А у меня тогда еще и карабина не было. Постучал по дереву – так, мужики, вставайте, лесник приехал. Ну, сели все. Говорю: решением начальства и волей Бога я здесь лесник. Даю три часа, чтобы все было снято. Второй раз попадетесь – шкуру спущу. Третий раз лучше не попадаться. Согласны? Согласны. Правда, ребята подумали, что я шучу, кое-что оставили. А у меня с детства глаз наметан. Вижу, сети стоят. Я «кошкой» – дерг! – и на берег повыбрасывал. Браконьера не всегда поймаешь, да он не столько вреда приносит, сколько ребятишки, школьники, бомжи всякие. Ведь оно как получается? Наелись, напились, заснули, а костерок горит. Ветер дунул – и пошло полыхать. Они все бросают и бежать. Ну хоть один останьтесь, затушите!..

    Но вообще задача моя не только в том, чтобы ловить нарушителей...

   «Мы ведь сейчас не лесники...»

   – Иду по лесу – и наблюдаю: где какая зверюшка пробежала, где какое дерево завалилось... Домой пришел – все записал, потом научным сотрудникам докладываю: так, мол, и так, там видел то-то и то-то...

   – Это не входит в обязанности лесника?

   – Наоборот, входит. Мы ведь сейчас не лесники. Должность моя официально называется «инспектор государственной охраны заповедника». И задача моя основная – охрана режима заповедования. Занимаюсь фенологическими наблюдениями: в определенные дни (скажем, первого, десятого, двенадцатого) прохожу по одному и тому же маршруту и смотрю – где снег просел, где коркой покрылся, где воронки у деревьев протаяли... Есть у нас площадка полного покоя – там, кроме зверюшек, никто не должен находиться. И сами стараемся пореже туда наведываться.

   – За животными и птицами тоже наблюдаете?

   – За всеми наблюдаю. Порой в окошко посмотришь – козочки подошли, пасутся.

   – Иногда и ночуют под навесом у нас, только ушки торчат из-за загородки, – подливая нам горячего чайку, вступает в разговор приветливая Валентина, жена и боевая подруга Юрия.

   – А собаки ваши на них не бросаются?

   – Нет, они ж между собой договариваются, – под общий смех поясняет хозяин.

   Сбак у Кущенко две – Гейка и Рекс. Впрочем, Рекс «за особые заслуги» пожалован еще двумя кличками. Характер имеет принципиальный и неподкупный. Живущие летом в поселке ученые пытаются его приручить – то мяска подкинут, то колбаски... Но пес колбаску съест, а к труженикам россий-ской науки все же относится с недоверием. В поселке себя хозяином чувствует: если где-то кто-то что-то из вещей оставит, Рекс тут же утащит в укромное местечко – начиная от брошенных не на месте тапок и кончая болотными сапогами. Порядок есть порядок! И к этому научный люд приучает.

   – Валентина, не боитесь за мужа, когда он в лес уходит?

   Юий Степанович смеется:

   – Она у меня не трусиха.

   – Здесь-то поспокойнее, а вот когда на Аргазях жили, – вспоминает Валентина. – Это же был тихий ужас! Правда, утром винились...

   – Время от времени приходят к нам заблудившиеся в лесу, – Юрий тактично переводит разговор на другую тему. – Года три назад женщина с «запретки» пришла. Хотела земляничку возле сада побрать и заблудилась. Шла-шла, дорогу увидела, один конец в горку, другой – под гору. Вниз-то легче идти... Всю ночь плутала, на деревьях пряталась, а под утро, часов в пять, до нас добралась. Хорошо еще, сообразила по дороге идти.

   «Вверх по косяку и лапкой – на звонок!»

   – Вам не дует? Может, форточку закрыть? – спохватывается хозяин.

   М дружно протестуем – в комнате, на наш взгляд, даже жарко.

   – Погода обманчивая, с утречка мороз был, принес охапочку, протопил...

   – Ничего себе, охапочку, – Валентина делает вид, что ворчит, но это у нее плохо получается – видно, что она гордится мужем.

   Де кошки, гладкая черная и пушистая рыжая, трутся о наши ноги, сладко мурлычут.

   – Василиса, ну-ка быстро повернулась и шагом марш отсюда! – шутливо командует хозяин. Рыжуха послушно поворачивается и отходит.

   А Юрий рассказывает:

   – Черный – он у нас охотник. Раньше мыши маршировали по избе, немало нас не стесняясь. Только кот появился – все, нету мышей! Мгновенно разделался. Но его главная заслуга в другом. Поставьте на стол все, что угодно, что коты любят – сметанку, сыр, колбаску... Уходи хоть на сутки – Барсик никогда ничего не возьмет.

   – А «барышня» у вас не столь стойкая...

   – А «барышня» у нас городская. Расцветка оригинальная и поведение такое же. Теща говорит: «Сколько лет на свете живу, ни разу не видела, чтобы кошки так спали». Ляжет на спину, правую заднюю лапу подложит под щеку, а передние сложит спереди и спит.

   – Недавно на чердаке поселилась белка, – это снова Валентина, – так наши коты в состоянии войны с новой жиличкой. Все на разборки ходят...

   – И на чьей стороне победа?

   – Да пока что на белкиной – наши-то вояки с поцарапанными мордочками возвращаются.

   – Вот еще что расскажу, – слово берет хозяин. – Помню, дали нам квартиру в военгородке. Приехал я один, вдруг – звонок. Кто, думаю, ко мне пожаловал, я и познакомиться-то ни с кем не успел. Открываю дверь – никого. А между ног кошка в кухню проскочила и там уселась. Я ей: «Ну-ка, подруга, кыш отсюда, быстро!»... Уже потом мне объяснили, что кошка эта в подъезде живет, на любой этаж поднимается, по косяку залазит и нажимает лапкой на звонок...

   – Как она могла собразить?

   – ...Нажимает на звонок, спускается и ждет. Дверь открывают – зайдет, поест и снова уходит.

   «Рыбачка Маша как-то в марте...»

   – Валя, а вам в лесу жить не скучно, не страшно?

   – Да здесь-то кого бояться? Я, наоборот, когда в город приезжаю к дочери – вот там страшно: в соседний дом к сестре иду, прошу зятя, чтобы проводил меня.

   – А браконьеры?

   – Браконьеры до нас не добираются. Зачем они на глаза-то полезут? Глупые, что ли?

   – Природу любите?

   – Да у нас все природу любят, и дочери тоже. Особенно старшенькая. Рыбачка она у нас. Маленькая была, все просила: «Ну пойдемте на рыбалку». А нам все некогда. Так она утром встанет, в пять часов, удочки соберет – и была такова. Просыпаемся – дочки нет. Бегу искать: «Девочку с удочками не видели?» Найду – сидит, рыбачит...

   – Ей нравился просто сам процесс или она действительно ловила?

   – Там, где ловит Марья, вы можете не появляться, – не без гордости заявляет Юрий Степанович. – Представьте, сидят они на льду – Маша, муж ее и подруга с мужем. Дочка таскает чебачков и окунишек граммов по 200–250, а они – синек.

   – Каких синек?

   – Ну, мальков, значит. Муж потихоньку перебрался поближе, луночку пробурил за ее спиной... Ну и что? Маша продолжает ловить, как и ловила, своих, они – своих. Плюнули и ушли.

   А в 2000-м Маша готовилась нам внука подарить. Приезжает восьмого марта: «Пап, скоро мне рожать, хочу на рыбалку сходить!» Ну, снарядили мы ее, брюки нашли, тулуп. Ушла, десятка два чебаков поймала. А 19-го родила. Со спокойной душой.

   – В общем, почти как в песне: «Рыбачка Маша как-то в марте...»

   – Она вообще всегда с детства природой интересовалась. То в луже сидит, инфузории–туфельки рассматривает... Со всеми собаками и кошками в городке дружила. Как-то иду со службы, вижу – Маша, а навстречу ей на всех парах боксер несется и вид у него довольно грозный. У меня внутри все похолодело, честное слово! Подбегает этот грозный пес к Маше, останавливается, а она чешет его за ушком: «Папа, это Женя!»

   «Зверь, который не боится...»

   Ппивая ароматный чаек и похрустывая печеньем, продолжаем расспрашивать милых хозяев о жизни заповедного леса:

   – Юрий Степанович, а каких зверей вы встречаете на своем участке? Лоси есть?

   – Без уточнения, где и что (а то вы соседке скажете, она и побежит за лосем вприпрыжку), скажу коротко – есть, – полушутя отвечает лесник.

   – А звери не боятся вас?

   – Зверь, который не боится, – это плохо. Понимаете? Зверь должен остерегаться. Ладно, если он ко мне привык. А если вы с дурными намерениями пришли?.. Валя выходит мусор выносить – козочки рядом ходят. Отбегут и стоят.

   – Я на кордон-лабораторию ходила осенью, – добавляет Валя, – Выхожу, а они пасутся. Близко-близко меня подпустили, метров на пять, наверное. Глаза-то у них какие! Разве можно на такую красоту руку поднять?

   Подолжая тему, Юрий Степанович рассказывает о своих «знакомых» козлах, каждому из которых он дал имя – Борис, Пантелеймон, Гриша, Оська..

   – Как же вы их различаете?

   – А как вы различаете людей? – тут же звучит встречный вопрос.

   – По лицам, конечно.

   – Ну и я – по лицам. Они ведь все на морду разные. Есть у меня две зайчихи-любимицы – Федора и Фекла: Федора – русак, а Фекла – маленькая белячиха.

   – За водой пойду – вижу, норка бежит и в прорубь – нырь! Стою, жду, пока не вынырнет – иногда с рыбкой в зубах, иногда без рыбки, — присоединяется к разговору Валя. – Дочь как-то рыбачила, зазевалась – норка рыбку и утащила. А весной одолели ежики: гуляют по крыльцу, ножками топочут, мышей ловят, а собаки лают-заливаются, спать нам не дают.

   – Да, топочут они громко...

   – До армии был у меня ежик, – вспоминает молодость Юрий, – так не хуже кошки забирался ко мне под одеяло, в ногах уляжется, попыхтит-попыхтит да и заснет. А недели две назад шел по дороге к поселку – сидит на тепличке глухарь. Сидит и смотрит, головой вертит. Крупный, но молодой. Непуганый. Говорю: «Наташа, ну-ка подойди, насколько он к себе подпустит?». Она подошла – до него, наверное, метра четыре. Сидит. Перелезла через заборчик. Он перескочил на другое место. Как петух! Она хлопнула в ладоши – отлетел и сел на сосну. А я, как на грех, не взял с собой видеокамеру...

   – Медведей приходилось видеть?

   – В прошлом году прошел один. Вот интересно: волка животные не боятся, сразу сбиваются в кучу, обороняются. А медведя боятся панически, даже запаха его. У егеря жила лосиха-переросток, Машкой звали. Кормили ее из трехлитровой банки с большой соской. Как-то хозяйка подержалась за нос убитого медведя («Ух, какая пипка большая!») и пошла в стайку с трехлитровкой. «Машка, Машка!» – зовет. А лосиха как фыркнет! И в дальний угол загона забилась. Сколько ни звали – не выходит. Запах медведя чует. Хозяйка говорит мужу: «Что с ней такое?» А муж в ответ: «Ты за нос медведя держалась?» Мы-то этот запах не чуем.

   З окном залаяли собаки.

   – Я вас ненадолго оставлю, – извиняется хозяин. – Валя, займи пока гостей!

   ИВалентина рассказывает нам о своем муже.

   Как мечта стала былью...

   – Родился в Сибири, в глухой деревушке. Родители учителями были. С малых лет занимался радиотехникой, сам приемнички собирал, рации, с другими странами переговаривался. Читать очень любил. Школу закончил – поехал к сестре в Чебаркуль, она там медсестрой работала. Не пожилось там – отправился странствовать. А Юра с детства хотел поступить в мореходку, стать капитаном дальнего плавания. Вот он в Одессу и отправился. Только в мореходку не взяли – по здоровью. Сел на пароход, поплыл по Волге. В дороге его ограбили, пришлось сойти с корабля и идти пешком. Ночью подошел к костру – деревен-ские парни пасли лошадей. Разговорились, а утром устроился в рыболовецкую бригаду. Отсюда и в армию ушел. Служил в ракетных войсках, после армии работал в Чебаркуле кузнецом.

   Тгда-то мы и познакомились. Жили на частной квартире, я служила в воинской части. Узнала, что ракетной дивизии нужен командир взвода, подошла к начальнику – так, мол и так, муж мой ракетчик... Тот обрадовался: «Если пойдет к нам служить, сразу дам комнату».

   Юа уволился с завода, да так в армии и остался. Служили мы с ним в Германии, оттуда в Свердловск переехали, потом – в Еланские лагеря. А потом мужа в Афган отправили на два с половиной года. Вернулся он (три года до пенсии нам оставалось) и вы-брал местом службы Чебаркуль (афганцы могли сами выбрать, где служить). Сестра моя в это время работала на автозаводе, в охотхозяйстве, знала, что Юра мечтает жить в лесу, и порекомендовала его своему начальнику. Так мы оказались на Аргазях.

   – А почему сюда перебрались?

   – Началась перестройка, нам не очень понравилось. Когда пригласили в заповедник, как в другое царство попали. Дорог нет, все чистенько, не заезжено. Работали поначалу в кордон-лаборатории оба, а три года назад Юре предложили стать инспектором.

   – Неужели не скучно одной в лесу?

   – Бог с вами, разве ж я одна! С мая начинается полевой сезон и до октября у нас здесь народ постоянно: друзья, родные, сотрудники заповедника...

   Большая прогулка

   Сукнула дверь, на пороге появился хозяин, а вместе с ним в натопленную избу влетел свежий морозный воздух. И нестерпимо захотелось на природу – посмотреть своими глазами, где же там бегают норки, отдыхают косули, топочут ежики... Нахлобучить шапку, натянуть сапоги и застегнуть пальто – дело двух минут. И вот мы шагаем рядом с лесником по дороге, ведущей в поселок.

   – Видите, козочки утром пробегали, здесь лежка у них была, – мимоходом замечает Юрий Степанович, а мы растерянно хлопаем глазами и оглядываемся: где козочки? где лежка?

   – А вот и заяц пробегал. Беляк, –слышим голос нашего провожатого.

   Сесняясь своего невежества, все же не могу удержаться и спрашиваю:

   – А почему беляк?

   Ислышу в ответ, что, оказывается, русак и беляк передвигаются по-разному и по характеру оставленных следов можно определить, кто пробегал – трусишка зайка серенький или его белый собрат.

   Походим мимо скалистого мыса, известного под названием «Кораблик», и Юрий Степанович рассказывает (а чуть позже мы увидим это собственными глазами – на видеопленке), как наблюдал здесь за ужами, пытающимися найти узкое местечко между камнями и освободиться от старой кожи.

   Празительно красивы величественные сосны в поселке.

   – Сколько им, Юрий Степанович? – закинув назад головы и ловя слетающую с головы шапку, пытаемся достать взглядом до макушки исполинского дерева.

   – Лет 100–105. А вот этой и того больше – лет 120.

   – Сколько же она всего повидала на своем веку! – хором удивляемся.

   – А скольких знаменитых людей видела! – подхватывает инспектор. – Я когда первый раз встретился с Горчаковским, прибежал домой и Вале говорю: «С самим академиком за руку здоровался – теперь год руку мыть не буду!» А потом такие встречи стали повторяться часто, два–три академика в день – и я решил, что пора мыться, иначе зарасту грязью по уши.

   М дружно смеемся, оценив шутку по достоинству, а наш удивительный лесной экскурсовод показывает посадки лиственниц у одного из домов и поясняет:

   – В этом доме жил Зубр, а 15 лиственниц были посажены в честь 15-летия биостанции ее сотрудниками. По неизвестной причине два деревца погибли, но я это дело исправлю. А вообще моя мечта на данный момент – установить кварцевую глыбу на пригорке, прямо напротив этого дома, а на нее прикрепить мемориальную доску – «Здесь жил и работал...». По-моему, место очень подходящее, как вы считаете?

   Юий ведет нас к зданию лаборатории, где в 50-е годы работал Тимофеев-Рессовский со своей командой, а по дороге рассказывает:

   – Нашел как-то большущую ящерицу. Хотел в бутылку посадить – не лезет! Подобрал подходящую емкость с широким горлышком, протолкнул ее туда – заспиртовать хотел. Капнул спирт – как она начала буянить! Залил полностью, по горлышко – она сидит, пузыри пускает. Пять, десять минут сидит – хоть бы что! Отошел я ненадолго – возвращаюсь: на палец спирта меньше стало. 15 минут просидела в 96-процентном техническом спирте, пока не уснула.

   П глубокому, рыхлому снегу добираемся до исторического места.

   «Здесь работал Зубр», – звучит завораживающе. К сожалению, у государства пока нет возможности привести этот памятник науке в надлежащий вид...

   Гостинцы от козочек

   Врнувшись с прогулки, спрашиваем у хозяев:

   – Как Новый год празднуете?

   – Да как все. Съезжаются дети, внуки, родственники, друзья, – отвечает Валентина. – Юру переодеваем Дедом Морозом, он приносит внукам подарки.

   – Верят?

   – Внучка-то уже большенькая, а вот внук (ему в прошлом году три года было) пока верит. А как нынче будет – не знаю. Прошлый год Снегурочкой обрядили сестренку его. Она всегда с одной косой ходит, а тут мы ей две косички заплели. Вот это нашего маленького смущало больше всего (его, кстати, тоже Юрой зовут). Он так смотрел на нее, смотрел, а потом говорит мне: «Баба, как Снегурочка на нашу Сашу похожа! Только косички две...»

   – Помню, внучка была маленькая, мы ее упрашиваем с Валей: «Внуча, останься, у нас бананы растут!» – подключается к разговору Юрий Степанович. – А перед этим пошел в лес, на боярку приделал два-три банана. «Пойдем, Сашенька, посмотрим, может, уже выросли? Вдруг нам повезет?» Ну и пошли с ней. У нее глаз-то острый: «Дед, банан!» – «Где?» – «Да вот же!» – «Ну, давай срывай!» – «А они колючие!» – «Ну, тогда я сорву». Вернулись домой. «Мама, у деда бананы растут!» А мама...

   – Не поверила, конечно?

   – Мама спрашивает: «Где растут бананы?» – «В Африке!» – «А кто из зверей живет в Африке?» – «Тигр, лев... Дед, ты меня обманул, у тебя же тигров нет!» Вот так, бананы есть, тигров нет – значит, не Африка!

   – Соревнования всякие устраиваем, – продолжает Валя. – Например, кто на одной лыже – широкой, охотничьей – с горки съедет и не упадет. В том году только Степаныч и выстоял, а больше никто не смог. Ой, а вот еще, что я хотела вам рассказать. Гуляли мы под елкой, песни пели, плясали, фотографировались в полночь, потом вернулись домой. А утром выхожу я во двор и вижу: две козочки ночью приходили под елочку, лежку сделали и «гостинцы» оставили – «орешки». Видно, после нас уже Новый год отмечали.

   Ивот тут в разговор вступила еще одна лесная жительница – мама Валентины, Мария Ивановна, уральская казачка. Не утерпела, захотела поделиться своими воспоминаниями о новогодних старинных традициях:

   – Собирали мы солому и возили на санках в мешках, каждый к своему двору. Там накладывали копешками. А в Новый год, в шесть часов вечера собирается молодежь, выходят старички и начинают поджигать эти копны. Пепел остается – берут сажу и мажут всех, кто попадется – хоть бабка, хоть дедка, хоть маленький. И называлось это – «палить медведя».

   Псмеялись мы и снова слушаем Валентину:

   – Дети приедут – баню устроим, а на крещение будут прорубь рубить.

   – Выдолбят прорубь – и прыгают в нее «без ничего» – добавляет Юрий. – Купальник-то намерзает, а они в полотенце завернутся – и в дом. Мне как-то знакомый рассказывал: идет по льду, выворачивает из-за горки – батюшки! Голая девушка! Опешил! Спрашиваю: «Ты что, испугался?» – «Да нет, – говорит, – как-то неудобно просто» – «Что, говорю, неудобно? Крещение же идет!»

   З окнами быстро темнело – темно-голубой цвет неба сменился глубоким фиолетовым, потом – бархатным черным... Мы засобирались домой, а на прощанье спросили Юрия:

   – В город не тянет?

   – Чтобы в городе жить, надо в городе родиться. Живем мы с Валей, два чудика, в лесу. Благодать! Тишина. Нет никого. Да никого и не надо. Здесь – моя стихия. Это мое, понимаете?

   Фто В. СУРОДИНА.