Вчер подползал как-то очень медленно. Большие грозовые тучи нависали с еще большей тяжестью. Леша на мгновение отвлекся от монитора, посмотрел в окно... и замер.

   ...Помнится, когда он был еще мальчишкой, когда они с друзьями воровали яблоки из соседнего огорода, уже тогда он как-то странно смотрел на небо. Как только наступала гроза, зачарованно наслаждался буйством стихии. Он любил ночи с детства. Любил, когда темно и сыро. Любил, когда другие плачут... но никогда всерьез об этом не задумывался... Почему?

   — Вот опять то же самое! — в сердцах воскликнул Леша, но победить притяжение неба не смог.

   ...Он делал это много раз, пытался избавиться, но не мог. Небеса непрерывно тянули его к себе. Он мечтал о прикосновении Солнца, о ярком свете Луны, несущейся навстречу. Даже сейчас на его мониторе была включена какая-то космическая игра. Играя в электронные симуляторы и всевозможные «стрелялки», он становился богом. Этот бог, который жил в нем, разрастался все больше. С каждым днем каждый его пиксель, каждый нерв все сильнее тянуло к небу.

   Лша посмотрел со своего двенадцатого этажа вниз. Он никогда не боялся высоты. Потом вдруг очень захотелось пить, и он пошел на кухню, оставив в комнате горевать в одиночестве старенький компьютер. Его комната представляла собой четкое подобие картин Пикассо. Кровать и стол с компом стояли абсолютно непонятно и хаотично. Небольшой шифоньер скромно томился в углу. Обои как-то устало смотрели со стен и, казалось, плакали, — видимо, сырость и потеки с потолка давали о себе знать, очень отрицательно сказываясь на бумажном изделии фабрики «Красная заря»...

   Уе более уверенной походкой Леша подошел к окну. И, подумав: «Чему быть, того не миновать», начал отковыривать шпингалеты окна. Провозившись минут десять, он-таки открыл тяжелую раму, которая со скрипом подымалась вперед, а потом моментально замолчала, будто ее чем-то обидели.

   Включив компьютер, он встал на подоконник... Его тянула неизвестность, которая была там, за Чертой. Весь смысл существования сейчас заключался в двенадцатиэтажной высоте и металлической прокладке за оконной рамой.

   Втер, сильный ветер подул в комнату, поднял бумаги со стекла... Капли начинающегося дождя падали на голые Лешины ноги, заставляя его ежиться. Он всегда ходил дома босиком. Леша посмотрел в небо, в то самое тяжелое, низкое серое небо, которое его звало, и закричал.

   — О, если ты меня звал, если ты этого хотел, отец, я иду!

   Исделал шаг.

   Соп. Леша завис в воздухе, как будто кто-то сделал СТОП-КАДР. Жалкий, распростертый, но счастливый. Тот ветер, что сейчас развевал его волосы, переплетался с его сущностью. Тот ливень, который пронизывал его кожаную одежду насквозь, говорил о неизбежности притяжения Земли.

   Рзкая боль в спине парализовала тело. Леша еще не успел ничего понять, как все закружилось в сумасшедшем танце дождя и облаков; как скорость падения свистела в ушах, как он уходил в никуда, а потом раздался громкий шлепок и наступила темнота, тихая сырая темнота...

   — Наркоман, наверное!.. – сказал заслуженный работник морга Иван Степаныч, — обширялся и сиганул, как ...кайфоманы, блин!

   Сазал и с усмешкой принялся срезать с трупа кожаный пиджак. Старая кожа поддавалась с трудом, и Ивану Степанычу пришлось попотеть прежде, чем он срезал одежду. Но что-то было еще, что-то в районе спины.

   Птологоанатом перевернул тело и остолбенел – такого Иван Степанович не видел никогда в жизни.

   Н спине трупа расправились огромные, белые, как первый снег, крылья.