(откровения Аутсайдера)

   Уе не первый раз задаю себе вопрос: какого ж черта при всем видимом благополучии я ощущаю себя настолько паршиво, что дальше некуда? Все ресурсы задействованы, мозги, что называется, дымятся, а ответ... где? Вот тогда-то и начинается «разбор полета».

   Иак, утро. Ненавистное время суток, и с чего оно начинается? Ну да, «ку-ку»... Чудо электроники, будь оно не единожды наизнанку вывернуто. Разлепляю правый глаз и судорожно вспоминаю, как это по-русски – «shut up»... Память подключается медленно, неохотно, со скрипом – ни дать ни взять – «устройство А», в которое забыли запихать гамбургер. Та-а-ак... слова «заткнись, урод» помню; электронная кукушка, получив по башке, умолкает. Во мне просыпается отвращение. Черт возьми, нефиг Сартра на ночь читать! На всякий случай прячу так некстати подвернувшуюся вчера «Стену» куда подальше.

   Haile ande faile, отражение. Я тебя не боюсь. «Без комментариев, пожалуйста, я тебя вижу!». Как оно? Все еще считаешь дни – сколько нам с тобой осталось?

   10... 9... 8...

   Чй... чтоб его. Не могу! Тошнит (это все Сартр... или Оруэлл? – отдам на растерзание Мини-Максу). И вообще... хочу домой! Я уже шесть лет не была дома.

   Э девочка, стоп. «Домой» – всего лишь слово, переливчатый хрустальный шарик, тепло светящаяся звездочка – такая близкая и такая недосягаемая... А где он, твой дом? Не в том ли вымершем северном городишке? Да, конечно, бетонная коробка на торфяном болоте, восьмой этаж, комната с видом на небо. Хроническое отсутствие денег на автобус – мотаем километры из одной части города в другую, под проливной жарой, какие-то рельсы, затянутые тиной лужи и купающиеся в них малолетние олигофренчики. Большая любовь – ясен перец, несчастная, все басисты – негодяи, но не все негодяи – басисты, или наоборот, или... Флэш, я тебя хоть раз трезвым видела? О, эта избирательность памяти! Впечатанная в лица жестокость и летящие в мою спину камни не имеют никакого отношения к делириозным сборищам в частном секторе – три комнатушки, гигантская печь, дрова, бутылки, табуретка, бас-бочка... «Печорский рок-клуб». Ля-ля-ля! Вечер, светло (о, север!), звон в башке, «где тут выход?» – рогами в поленницу...

   Нту. Продано. Некуда возвращаться. Продано! Чужая... для города, для жителей, для всего... кроме этой комнаты и этого неба. ПРОДАНО!!! . Так где же твое «домой», Eikhen Delight?

   7... 6...5...

   Вего лишь слово... Слова бессильны передать даже самое слабенькое и дохленькое чувство. Раз за разом, снова и снова – бумага на полу, на столе, здесь же основательно забытый стакан с остывшим чаем, – хаос, посреди которого – мрачная Я, медленно, сосредоточенно поедающая борщ, тупо пялясь в шкаф. «Не умею сказать» – но ведь можно спеть! И не иначе – попробуй-ка оставь это все внутри! До утра не дотянешь, сорвешься, потому что оно неудержимо прет наружу. Но Илюха уже настроил гитару, и мы поем «Нюркину песню» на три голоса – Химик подпевает... «Норд Вест» is the best!

   Нда... 401-я в своем репертуаре. Ух, как ненавидели нас соседи, стены-то в общаге акустически прозрачные!., кстати, и не борщ то был вовсе, а залепуха б/м – фирменное блюдо 401-й. Благо хватало дури питаться этой отравой ежедневно. Ей-богу, злейшему врагу не пожелаешь!

   Ве невысказанное удалось-таки спеть, пусть даже спустя четыре года – 401-я давно запечатана железной дверью, Илюха живет в «Титанике», «Норд-Веста» больше нет – есть «Сечень», «Асгард» и «Версия»... Как меня угораздило собрать в одной команде столько... м-м-м... неординарных личностей – ума не приложу. Или я гений, или с точностью до наоборот – простым смертным такое повальное везение только снилось. Ну да черт бы с ним, с везением, а вот что я получила в результате?

   Рздрабадан... Разочарование и недоумение. И еще целая прорва им подобных милых ощущений – от которых руки опускаются и становится пополам на все и на всех. Елы-палы, а я-то считала, что хоть что-то смыслю в природе человеческой! Я выплескиваю на них всю накопившуюся во мне горечь – они протягивают ко мне руки, требуя – еще! Я бичую их своей ненавистью – каждый удар они встречают восторженными воплями. Я насилую их своей болью – они жаждут быть изнасилованными. Какая ж тогда, к лешему, разница – о чем петь? На кой шут вся эта мышиная возня, если им нужна попсня вроде «Таймеров»?

   5... 4... 3...

   Eikhen... Eike... Айка... Просто ты привыкла быть одиночкой. Причем везде. Аутсайдер по жизни. Ты сама-то хоть чувствуешь, как ты замерзла? Эй, отражение, видишь меня? Я – язва, агрессивная, злая до чертиков, и память у меня на удивление хорошая. Понять, с какой же радости так получилось, может разве что Скай, но что-либо изменить – черта-с-два. На это способен только Тот, Кто Не Задает Вопросов, но я для него – никто...

   3... 2... 1...

   Нвое утро...